Санитайзер

ЛОШАДЬ НА АРЕНЕ НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС

Вот уже десять лет, как они не выходят на манеж. Но их уникальные номера помнит не одно поколение не только жителей города на Неве, но и во всех уголках бывшего Советского Союза — где они только не побывали с гастролями!

ВОДКА НЕ ДЛЯ ЛОШАДИ

...Публике уже казалось, что симпатичный Огонек вместе с Валентиной Лерри покидает сцену, но жеребец, неожиданно перестав кланяться, ринулся прямо на зрителей первого ряда. Один мужчина перепугался не на шутку: «Уберите от меня это животное!» Лерри успокаивала, дескать, её питомец не кусается. Тогда паникер несколько осмелел: «Дай лапочку!» Огонек протянул переднюю ногу. Потом еще и еще раз. Но оказалось, что четвероногого артиста пора кормить. «А вы знаете, что я официантом в ресторане работаю? Давайте-ка, я Огонька покормлю. Несите стол!»
Принесли, Огонек уселся. Чем угощать? Тот самый мужчина, вошедший в привычное амплуа официанта, достал из кармана пиджака бутылку водки. Дрессировщица запротестовала: животное не пьет (между прочим, от водки лошадь обычно не отказывается, а вот пьяных не терпит — О.П.). «Водку будешь?» — Огонек отрицательно замотал головой, оттолкнул угощавшего. «А еще говорят: пьет, как лошадь!» — недоумевает официант. Отказался необычный клиент и от сигареты: когда спросили, знает ли Огонек, что капля никотина убивает лошадь, утвердительно закивал.

Тогда официант вызвался сбегать в буфет за макаронами. Да вот незадача: когда возвратился, столкнулся с оказавшейся на манеже еще одной лошадью — поднос опрокинулся. Та наутек, а официант стал собирать макароны, отряхивая и даже продувая их. «Зря стараетесь, — предупредила Лерри. — Огонек грязные макароны не ест». Действительно, отказался, да еще так толкнул «доброжелателя», что тот проломил стол...

Многие не забыли этот, пожалуй, самый известный номер супругов. Слушая рассказ мужа, Валентина Кенсариевна добавила: «А помнишь, как года через три Огонек взял, да и съел предложенные макароны, а тебе пришлось выкручиваться — требовать уплатить по счету?» Чего только не делали, чтобы отбить пробудившуюся страсть к макаронам! Даже скипидаром их поливали — все равно ел. Знать, нарочно — характер показывал.

АРТИСТАМИ СТАНОВЯТСЯ

За время работы (а начинала Валя маленькой девочкой, упражняясь поначалу на пони) через её руки прошло более сотни лошадей. Дело в том, что дед — Иван Лерри — до 1917 года был владельцем сразу трех петербургских цирков, сам до старости не покидал манеж, выступая с лошадьми. Внучку взял под свое крыло еще двухлетней, а в 11-12 лет она, стоя на бегущей лошади, выделывала такие головокружительные сальто-мортале (в переводе с итальянского — «смертельный прыжок»), что маститые наездники только диву давались. Кстати, отец — клоун Генри Чаплин (псевдоним не случаен, т.к. визуально он удивительно похож на выдающегося комика) тоже до Великой Отечественной войны был очень популярен. Добровольцем ушел на фронт и не вернулся...
Муж Владимир стал выступать с ней, стремясь сохранять амплуа эксцентрика. Этот творческий дуэт и позволял создавать сложнейшие по дрессуре и очень комичные номера: люди специально ходили на супругов Лерри, их имена не сходили с афиш.

Как выбирали лошадей? Оказывается, порода не столь важна. Лерри выезжали на луга, чаще всего куда-нибудь в Прибалтику, где пасся обычный табун. Присматривались: кто любит играть, кто руководит, кто защищает. Немаловажно и проявление любопытства — подходит, принюхивается. Циркового коня нельзя кастрировать — глупеет. И еще он обязательно должен быть с характером — тогда будет по-настоящему работать. Главное — расположить его к себе.

— Если конь полюбит, то на всю жизнь, — говорит Валентина Кенсариевна. — Никогда мы не выходили на манеж с кнутом — только лаской, вниманием добивались результата.

Многие их не понимали: так называемой жесткой дрессировкой можно было гораздо быстрее научить лошадей выполнять какие-то трюки. Лерри категорически не согласны: да, медленнее, но зато вернее. Вот и приходилось не ограничиваться временем репетиций на манеже — там график расписан, а идти в коридор, на открытый воздух. Питомцы слушались, узнавали по голосу. Каждый откликался на свою кличку: Ветерочек, Дымочек, Садочек и т.д. Память у лошади — прекрасная. На манеже творили чудеса: играли в волейбол, ловили мячи в футбольных воротах, били в литавры и в барабан, укладывались спать на кровать и катались на качелях...

Если на джигитовке цирковой век лошади — 12-16 лет, то у Лерри выступали лет по 30, до глубокой старости. Как же удавалось продлить артистическое долголетие? Придумывали своим питомцам новые амплуа, но не расставались. Одними из первых в стране супруги создали скотовозы: в них лошади при передвижении не ранили ноги, не могли подцепить какую-нибудь инфекцию по пути на вокзал.
В Грозном оказались на гастролях в том самом неспокойном 1991 году и шесть месяцев стерегли лошадей. Уехали вместе (пять раз отъезд срывался — боевики выводили из строя железнодорожные пути). А ведь могли бы и бросить коней: ни у кого язык бы не повернулся упрекнуть артистов — война.

ОГОНЁК-ХОХМАЧ

Кстати, для того, кого лошадь любит, она становится своеобразным лекарством.

— Бывало, нервничаешь перед выходом, — говорит Валентина Лерри. — Подойдешь, прильнешь, погладишь — волнение проходит. Головная боль успокаивается.

Был и вовсе удивительный случай.

— Мне нужно было на всем скаку прыгнуть на спину скачущей впереди лошади, до которой метра два, — рассказывает Валентина Кенсариевна. — Прыжок рассчитан до миллиметров, а тут «шуточка»: кто-то то ли канифоль под седло первой лошади насыпал, то ли чем-то смазал (зависть — страшное чувство). Словом, оттолкнулась, а нога съехала, лечу прямо на манеж. И тут вторая лошадь рванулась и подставила мне спину. Хотя не репетировали подобный трюк ни разу! Рискнули попробовать на следующий день — опять уберегла лошадь свою хозяйку...

Для супругов Лерри удивительно, что лошадей любят не все. К примеру, Уинстон Черчилль говаривал: «Терпеть не могу лошадей: посередине они неудобны, а по краям опасны». Или такая народная мудрость: «Не доверяй коню, лодке и жене-молодке». Лошади, в свою очередь, платят таким «доброжелателям» взаимностью. В цирковой среде до сих пор вспоминают дрессировщика Никитина, которому лошадь перегрызла руку...

У деда Владимира Казимировича, Ивана Лерри, в цирке был артист — дядя Жора, которого невзлюбил один из жеребцов. Придумали из-за этого даже специальный намордник, который как-то раз свалился, а артист уже был на манеже. Заметив, что конь без намордника, дядя Жора во весь дух помчался за кулисы. Лошадь за ним. Добежали до конюшни, а там человек оказался хитрее: шмыгнул в станок, а потом перелез через стенку — лошадь на дыбы, но не тут-то было...
Рассказали мне, что встречаются и лошади-хохмачи. Тот же Огонек не упускал случая наподдать любому, кто повернется к нему спиной. В основном, легонько: человек сначала испугается, а потом рассмеется. Доволен и Огонек: поднимет голову и шевелит губами — улыбается. Но бывало, что толкнет кого-то и «от души». Однажды уборщица убирала в товарном вагоне. Стоит у выхода и зовет служащего, чтобы поменял воду. Огонек возьми, да и подкинь её с двухметровой высоты, да так, что женщина плюхнулась прямо на ведро. Оно всмятку, а у дамы лишь синяк...

Словом, с лошадью не соскучишься. Это в цирке и нужно — публика должна получать удовольствие.

Олег Починюк